27.02.2012 в 21:37
Пишет dakota.):разгоночный домодвашный драбблец, митингующий за отмену хандры у крошки-Коудэ косноязычие и странный стайл приветствуются
Кошка/Шай, PG-13 за лексику и Кошку ХД
Тоска на людей вроде Шая снисходит стремительно и неожиданно. Мгновение назад он пребывает в приподнятом расположении духа и охотно отвечает на Кошкины остроты, а в следующую же секунду глаза его мрачнеют и начинают выражать что-то, похожее на смертельную усталость с металлическими печальными нотками. Кошка носится вокруг и придумывает развлекалово из первого попадающегося под руку предмета: из бумажек – фальшивые деньги, из сучка – пистолет, из Шаевых волос – наполнитель для самокрутки, из гибких масличных лоз – наручники…
Игры, которые придумывает Кошка, похожи на смесь Вестерна, садо-мазо и «Монополии». Он почти задыхается, когда рассказывает обо всех своих выдумках, и, чувствуя недостаток слов, размахивает руками, всплескивает длинными смуглыми пальцами. Его глаза, круглые, похожие на большие латунные монеты и невозможно светлые, выражают крайнюю степень возбуждения.
Однако Шая это все внезапно не трогает. Он хмыкает, кивает для виду, а сам подбирает под себя ноги, затянутые в джинсу, и начинает уныло просеивать песок и камушки через пальцы.
Кошка по инерции орет еще немного, потом затыкается и с подозрением косится на повесившего голову Шая.
Над Змеиной тропой низкими комьями виснут облака, серые, как Шаевы глаза. Солнце, жаркое и текучее, светит душным серебром, и Кошка все чаще принюхивается опасливо, бросая на горы быстрые взгляды.
На островах после такой погоды всегда следовала буря.
Может, прошлый Кошка все равно увел бы сейчас из порта шлюпку, завел ее поглубже в Океан и, вскочив на самый нос и нахохлившись, ждал бы шторма. Может, он бы нарочно полез на горную косу над причалом, куда чаще и охотнее всего били бы молнии, и скакал бы там, как дикий. Может, он бы еще и остался жив после всего этого, вернулся бы в порт и наколол себе новую татуировку, черную, как уголь, а потом красовался бы ею перед всеми знакомыми зубоскалами…
Но прошлый Кошка давно пошел ко дну вместе с корабельными щепками. У нынешнего Кошки есть здоровенный – сероглазый – якорь. Который временами хандрит – тут уж ничего не поделаешь.
«Какой же я трахаль, - рассуждает Кошка благоразумно, - если не сделаю сейчас что-нибудь эдакое?»
Кошка не думает долго, а сразу бухается задом на крыльцо рядом с Шаем. Коротко стриженный, совсем по-летнему, Кошка, и лохматый с затылка Шай.
Проблема в том, что Кошка никогда никого не утешал.
Те, с кем он плавал по дальним морям, топили свои горькие пиратские слезы в соленой воде и крепком корабельном вине. Самого его почти ничего не могло выбить из колеи.
Да что там, иногда его мучили кошмары с ревущим Снегирем в главной роли. Причем ревел Снегирь из-за него, из-за Кошки, а сам Кошка ничего с этим не мог поделать. В конце каждого из этих снов, как правило, Кошка просто уходил опустошать запасы еды на кухне.
Да, все же есть вещь пострашнее женских слез: рыдания Снегиря.
Так ничего и не надумав, в итоге Кошка прибегает к единственному знакомому средству утешения: к тактильному контакту. Обнимали же в детстве сердобольные торговки мальчишек-оборванцев на пристани, значит, помогает, когда становится совсем тошно. Пусть и Кошкина ласка больше похожа на удавку: руку он забрасывает Шаю на плечи. Жесткую, жилистую руку, острый локоть.
Он склоняет лицо к Шаю, тычется лбом ему в лоб и глядит неотрывно в глаза.
Со двора дует ветерок, теплый и колючий, с запахом репейных колючек и холодного молока.
И тогда с Кошкой что-то происходит. Что-то отдаленно знакомое, похожее на перезвон колокольчиков или на заботу, с которой человек бережно ухаживает за маленьким деревцем, которое однажды, ни с того ни с его, проклюнулось у него на заднем дворе.
Пальцы Кошки гладят Шая по предплечью, рука ложится сильнее и мягче, и очень незаметно мужицкая хватка его перетекает в простое, но искреннее объятие.
И, склонившись к внезапно улыбчивым губам Шая, Кошка бормочет, низко и покровительственно:
- Эй, Принц, если что, ты всегда можешь поплакать в мое плечо. А вообще, нормальные люди хандру лечат через задницу. Если ты понял, о чем я…
URL записиКошка/Шай, PG-13 за лексику и Кошку ХД
Тоска на людей вроде Шая снисходит стремительно и неожиданно. Мгновение назад он пребывает в приподнятом расположении духа и охотно отвечает на Кошкины остроты, а в следующую же секунду глаза его мрачнеют и начинают выражать что-то, похожее на смертельную усталость с металлическими печальными нотками. Кошка носится вокруг и придумывает развлекалово из первого попадающегося под руку предмета: из бумажек – фальшивые деньги, из сучка – пистолет, из Шаевых волос – наполнитель для самокрутки, из гибких масличных лоз – наручники…
Игры, которые придумывает Кошка, похожи на смесь Вестерна, садо-мазо и «Монополии». Он почти задыхается, когда рассказывает обо всех своих выдумках, и, чувствуя недостаток слов, размахивает руками, всплескивает длинными смуглыми пальцами. Его глаза, круглые, похожие на большие латунные монеты и невозможно светлые, выражают крайнюю степень возбуждения.
Однако Шая это все внезапно не трогает. Он хмыкает, кивает для виду, а сам подбирает под себя ноги, затянутые в джинсу, и начинает уныло просеивать песок и камушки через пальцы.
Кошка по инерции орет еще немного, потом затыкается и с подозрением косится на повесившего голову Шая.
Над Змеиной тропой низкими комьями виснут облака, серые, как Шаевы глаза. Солнце, жаркое и текучее, светит душным серебром, и Кошка все чаще принюхивается опасливо, бросая на горы быстрые взгляды.
На островах после такой погоды всегда следовала буря.
Может, прошлый Кошка все равно увел бы сейчас из порта шлюпку, завел ее поглубже в Океан и, вскочив на самый нос и нахохлившись, ждал бы шторма. Может, он бы нарочно полез на горную косу над причалом, куда чаще и охотнее всего били бы молнии, и скакал бы там, как дикий. Может, он бы еще и остался жив после всего этого, вернулся бы в порт и наколол себе новую татуировку, черную, как уголь, а потом красовался бы ею перед всеми знакомыми зубоскалами…
Но прошлый Кошка давно пошел ко дну вместе с корабельными щепками. У нынешнего Кошки есть здоровенный – сероглазый – якорь. Который временами хандрит – тут уж ничего не поделаешь.
«Какой же я трахаль, - рассуждает Кошка благоразумно, - если не сделаю сейчас что-нибудь эдакое?»
Кошка не думает долго, а сразу бухается задом на крыльцо рядом с Шаем. Коротко стриженный, совсем по-летнему, Кошка, и лохматый с затылка Шай.
Проблема в том, что Кошка никогда никого не утешал.
Те, с кем он плавал по дальним морям, топили свои горькие пиратские слезы в соленой воде и крепком корабельном вине. Самого его почти ничего не могло выбить из колеи.
Да что там, иногда его мучили кошмары с ревущим Снегирем в главной роли. Причем ревел Снегирь из-за него, из-за Кошки, а сам Кошка ничего с этим не мог поделать. В конце каждого из этих снов, как правило, Кошка просто уходил опустошать запасы еды на кухне.
Да, все же есть вещь пострашнее женских слез: рыдания Снегиря.
Так ничего и не надумав, в итоге Кошка прибегает к единственному знакомому средству утешения: к тактильному контакту. Обнимали же в детстве сердобольные торговки мальчишек-оборванцев на пристани, значит, помогает, когда становится совсем тошно. Пусть и Кошкина ласка больше похожа на удавку: руку он забрасывает Шаю на плечи. Жесткую, жилистую руку, острый локоть.
Он склоняет лицо к Шаю, тычется лбом ему в лоб и глядит неотрывно в глаза.
Со двора дует ветерок, теплый и колючий, с запахом репейных колючек и холодного молока.
И тогда с Кошкой что-то происходит. Что-то отдаленно знакомое, похожее на перезвон колокольчиков или на заботу, с которой человек бережно ухаживает за маленьким деревцем, которое однажды, ни с того ни с его, проклюнулось у него на заднем дворе.
Пальцы Кошки гладят Шая по предплечью, рука ложится сильнее и мягче, и очень незаметно мужицкая хватка его перетекает в простое, но искреннее объятие.
И, склонившись к внезапно улыбчивым губам Шая, Кошка бормочет, низко и покровительственно:
- Эй, Принц, если что, ты всегда можешь поплакать в мое плечо. А вообще, нормальные люди хандру лечат через задницу. Если ты понял, о чем я…